99942 [СИ] - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда ничего не стыкуется, следует отодвинуть всё непонятное в сторону и начать разбор завала с самого главного. Максим так и поступил. Самое важное, сейчас, для него – связь Маши с Булгариным. Беглый профессор числился в розыске по подозрению в убийстве. А Маша была чуть ли не единственной ниточкой, за которую следовало тянуть.
"С этого и начнём, – решил Дюзов, – а там, если выйду на профессора, глядишь, прояснится. И про чёртову "Воронку", и про астероиды с метеоритами…"
Максим немного успокоился, развернулся к компьютеру и увидел Машу. Она стояла в дверях. Синие джинсы, светлая блузка, собранные в пучок волосы, а в руке…
"Привет", – мысленно сказал Максим, глядя на крохотный белый двуствольный пистолет.
3
– Хочешь узнать, что было дальше? – спросила Маша.
– Дальше? – спросил Максим.
– На втором видео.
– Что?
Маша дёрнула свободной рукой, и в Дюзова полетела флешка. Он поймал и положил на стол. Компьютер "увидел" новое периферийное устройство, но доступ к содержимому преградило приглашение ввести пароль. Максим вопросительно посмотрел на Машу.
– Тот же, что и на моём ноуте, – колко отозвалась Маша.
Максим невесело ухмыльнулся. "Ты смотри, проницательная. Знает и про ноутбук, и про файл. Ей бы следаком работать… Или программа специальная комп мониторит?"
Флешка хранила два файла: "Апофис" и "Восстановление".
– Ствол опусти, – попросил Макс, не оборачиваясь к Маше, и запустил "Восстановление", – нервирует.
Экран почернел, дробясь на три части. Запись с уже знакомого Максиму спутника. Дата – 03.06.2037, он бросил недоверчивый взгляд на Машу.
– Ты смотри, смотри, там немного.
– Смотрю, смотрю…
Земля на первом экране имела непривычный вид: тяжёлая буро-жёлтая облачность скрывала очертания континентов.
– Это ядерная зима, – сказала Маша. – Она наступила после того, как метеорит поднял в атмосферу огромное количество пыли. А красные пятна – это извержения вулканов, сера делает атмосферу такой жёлтой. На видео – Килиманджаро.
Максим присмотрелся. Действительно, в некоторых местах облачный покров переливался ядовитыми красными вспышками.
– Это ведь модель…
– Нет, это реальность. Будущее, которое мы исправили.
Максим покачал головой.
– Что за бред…
– Смотри дальше.
Он повернулся к экрану. Секунда, и небо сделалось белым, засветилось так ярко, что изображение слилось в одно белое пятно. Когда свечение ослабло, и стало видно планету, Максим увидел знакомые очертания континентов и океанов, над которым плыли облака. Спутник смотрел на Африку, на спящий Килиманджаро.
– Что это? – спросил Максим.
– Восстановление из резервной копии, – ответила Маша.
В этом ответе было что-то простое, понятное и очень знакомое. В горле у Максима неожиданно пересохло. Перед глазами возникла Мариута Аргентиновна, беззвучно перебирающая губами, как рыба. За спиной начальника кафедры стоял бледный практикант, худой, как жердь. "Наша лаборатория занимается квантовыми восстановлениями", – сказал Захаркин. "Кстати, а вот если деньги… их тоже можно восстанавливать?" – спросил Дюзов. "Разумеется, – ответила Мариута Аргентиновна, – он работал над квантовым восстановлением".
– Булгарин? – спросил Максим.
Маша сжала губы и кивнула.
– Он что… восстановил Землю? – произнёс Максим медленно.
– Да, проект назывался "Воронка".
Максим кивнул, глядя куда-то в стену, сквозь неё.
– Я знаю, в это трудно поверить, – сказала Маша.
– А вот здесь ты чертовски права, – Максим сжал переносицу, опустил веки. – А зачем тогда… зачем он убил Пеликана?
– Ну, – голос Маши словно проникал через бесшумный водопад: делался тише, а не заглушался, – ты вот не убил, и что получилось?
Не открывая глаз, Максим дотронулся до шрама на лбу. Все эти "метеориты", "ядерная зима", "восстановление" упорно не хотели укладываться в голове, словно громоздкие детали пытались уместить в маленьких ящиках. Мысль старательно цеплялась за понятные вещи, за материалы дела.
– Как профессор узнал, что за ним придёт Пеликан? Как смог его устранить?
– Булгарин кое-что исправил в оцифрованной копии Пеликана, перед тем, как сделать дубликат.
– Что?
– Пеликан – это, если сильно упростить, набор данных, цифры, как файл. Если в него внести изменения, то после восстановления Пеликан будет немного другой. Как-то так.
Максим буравил Машу взглядом.
– Разумеется, это всё объясняет.
Он встал со стула, и Маша резко подняла руку с миниатюрным пистолетом.
– Не вставай… Максим, сядь на место…
– Иначе что? Выстрелишь?
– Сядь. Я не могу позволить тебе уйти, ты не должен добраться до Низама Дмитриевича.
– Именно это я должен был сделать с самого начала. – Максим покачал головой. – Маша, скажи… ты как со всем этим связана?
– Я… я следила за тобой.
– Скажи мне что-нибудь новое. Как давно? Зачем? Только ради безопасности Булгарина? – Он посмотрел на неё так, словно хотел ударить взглядом. – И все эти случайные встречи… не такие уж и случайные, верно? В магазине, у дома Лопухова… а когда я сам, сам приехал к тебе домой, чем не подарок, да? Объект под рукой, под полным контролем?
В глазах Маши блестели слёзы. Правую щеку разделила полоска влаги.
– Я не думала, честно, не думала, что так получится… не хочу больше ничего, не хочу…
Максим приблизился.
– Отдай пистолет, давай просто поговорим.
– Я не думала, что так выйдет… он убил тебя, но ты… ты… не умер… сначала лежал, как тот парень в лодке… а потом… ты проснулся, словно очень хотел жить, словно… я так больше не могу…
– Я не особо хотел жить, скорей, не хотел страдать – во снах было много боли, – сказал Максим, вынимая из ослабшей руки Маши миниатюрное оружие. – Какой парень в лодке? Тот, которого ты киркой?
– Ледорубом… я соврала… он умер…
Он положил пистолет в карман брюк.
– Да, ледорубом, успокойся, не реви. Хочешь, воды принесу?
***Через пару минут Маша сидела на диване, сжимая в руках стакан с водой. Красные глаза, припухшие веки, опущенные плечи.
– Всё равно ты уже не успеешь…
– Что не успею? – спросил Максим.
Маша задумчиво посмотрела на него, но промолчала.
Максим сел рядом:
– Кстати, какой, по-твоему, сегодня год?
– Две тысячи тридцать девятый, – сказала Маша, покусывая губу.
– Как?
– Считай сам: в тридцать четвёртом, третьего июня они сняли с Земли копию, затем, через два года, в тридцать шестом, в Землю ударил "Апофис", ты видел… Ещё через год, в тридцать седьмом – Землю восстановили. Низам Дмитриевич сказал, что раньше это сделать не могли, надо было дождаться, когда Земля будет в той же точке на орбите вокруг Солнца, что и на момент снятия резервной копии… С тех пор прошло два года. Тридцать семь плюс два будет тридцать девять… А мы, резервные копии тридцать четвёртого, материализованные в тридцать седьмом, продолжали думать, что это тридцать четвёртый, жили дальше, и не знали о случившемся.
– А ты уверена, что именно тридцать девятый?
– Да…
– И всё же?
– Ну, а какой?
– Не знаю… в Инете писали, что это легко проверить…
– В Инете… угу… – Маша уткнулась носом в стакан.
– Я вот чего не пойму, – сказал Максим, – бог с ним с метеоритом, с восстановлением… если честно, особо в это не верится, должно быть другое объяснение. Мне вот что непонятно. Зачем убивать всех этих богатых чинуш, что были в списке… я у твоего Низама целый список нашёл, по всем фамилиям смерть прошлась, почти по всем… Их-то зачем?
– Тут просто. Эти знали, что прилетит астероид и знали про "Воронку", но не смогли поверить, что живут в восстановленной копии, в которой нет "Апофиса"…
– А-ага, – Максим мелко покивал, – кажется, понимаю… Интересно получается, кроме них никто не знал, верно?
– Думаю, многие знали. Булгарин точно знал. Руководство знало…
– Да, да, да… интересное, наверное, время было, а?
– Да уж…
– А сейчас что?
– В смысле?
– Зачем тогда шестнадцатое июня обвела? Что случится завтра?
Маша побледнела, не ответила.
– Да ладно, опять молчанка? Не наигралась? – Максим посмотрел на часы. – Почти семь уже, через пять часов наступит завтра.
– Наступит, тогда и узнаешь…
– Вот упёртая, – неожиданно для себя улыбнулся Максим. – А где Булгарин прячется, тоже не скажешь?
– Нет.
– Ох, сдать тебя, что ли Важнику? За покушение на убийство…
– Валяй! Мне уже без разницы…
– Да что же случится в этот долбаный вторник?! – заорал Максим. – Ты в меня только что целилась, дура, а сейчас без разницы?! Я что-то нихрена не одуплюсь, что ты там о себе думаешь? Ты! Слышишь?! Я к тебе с цветами, с предложением, весь, целиком, а ты отчёты старому козлу!… Дура-ак, во дура-ак…
Маша закрыла лицо ладонями и заплакала. И сквозь слёзы и пальцы, едва слышно:
